Путешествовать по Сахаре, прямо скажем, не сахар. И хотя путь наш пролегал по ее южной окраине — в полосе «светлых» саванн и полупустынь, раскаленное дыхание Сахары, обдавая сухим жаром тонкие стенки нашего ветхого, страдающего одышкой автобуса, превращало его салон в настоящую сауну. Однако праздник в Тахуа, совпавший с окончанием месяца рамадана, стал ещё одним интереснейшим моментов нашем путешествии по Нигеру. Юродивые и масубори — это просто незабываемо.
Прибытие в Тахуа — старейший город Республики Нигер
В Тахуа, один из старейших торговых городов Республики Нигер и Африке, расположенный на пересечении древних караванных путей, мы добрались после полудня. Взмокшие, ошалевшие после трехчасовой парилки, с великим наслаждением окунулись в спасительную прохладу гостиницы. Мой недолгий отдых был прерван появлением месье Умару, нашего Тревел Гида, сопровождавшего нас в этой поездке.
— Хватит валяться, собирайся, иначе опоздаем на праздник,- сказал он, довольно бесцеремонно толкая меня в бок
Я раскинул руки, закатил глаза и притворился спящим.
— Ну как угодно,- усмехнулся месье Умару,- смотри, не пожалей потом, пропустишь много интересного!
Он ушел, хлопнув дверью, а я сел на кровати и задумался. Прошлым днем в городе Зиндере мы наблюдали праздничные церемонии на священном холме и во дворце султана, и это действительно было интересно.
Дело в том, что наша поездка по внутренним районам Нигера совпала с окончанием месяца рамадана. Хотя ислам и не является государственной религией страны, 90 процентов населения — мусульмане, строго соблюдающие предписания Корана. Рамадан — время сурового испытания. С восхода и до захода солнца правоверные обязаны соблюдать строжайший пост — ни корочки хлеба, ни глотка воды.
С наступлением темноты измученные голодом и жаждой люди бросаются наверстывать упущенное… Для сна времени почти не остается… В условиях Нигера, где днем в тени 50С, выдержать подобный режим очень и очень нелегко. Возможно, поэтому окончание рамадана повсеместно отмечается массовыми веселыми праздниками, которые нередко включают ритуалы и церемонии восходящие к доисламской традиционной культуре местных африканских народов.
Вперёд на праздник!
Преодолев минутное слабодушие, я встал. Через некоторое время вместе с приятелем эстонцем Райво Серсантом и месье Умару мы были уже у небольшой, похожей на стадион площади, окруженной с двух сторон трибунами. Люди стекались со всех концов города и его пригородов.
На той, что попроще, сидели и стояли крестьяне, ремесленники, мелкие лавочники, ребятня. На другой — с защитным козырьком от солнца и дождя — расположилась знать: эмир и его свита, богатые купцы, бизнесмены, местные политические деятели. Их жены в дорогих одеждах, сверкая массивными золотыми украшениями, сидели на той же трибуне, но в левой ее половине, обособленно от мужчин.
Мы нашли три свободных места в нижнем ряду «престижной» трибуны. Праздник начался с музыки и танцев. Как в калейдоскопе, менялись исполнители, им на смену выходили велеречивые ораторы. В перерывах собирались пожертвования на различные богоугодные и благотворительные дела.
Жара между тем несколько поутихла, повеяло долгожданной прохладой. Забыв об усталости, мы увлеченно следили за происходящим. Я испытывал огромное удовлетворение от того, что понимаю этих поющих и веселящихся людей — ведь они изъяснялись на языке хауса, который я долгих пять лет изучал в университете, а потом, в течение еще более долгих десяти лет, ни разу не имел возможности применить на практике.
Странная традиция или почётный юродивый на празднике
И вот теперь я ощущал себя не сторонним наблюдателем, но соучастником этого шумного, динамичного действа. Неожиданно плавное течение праздника было прервано. Противоположная трибуна взорвалась воплями восторга и одобрения, свистом и топотом, все вскочили.
— Приехал какой-то босс? — спросил Райво. Я недоуменно пожал плечами. Если пожаловал важный гость, то почему вдруг замолкла и напряженно замерла трибуна власть имущих?
Под несмолкающие крики и свист на арене появились трое странного вида людей: постриженные под машинку, одетые в хламиды, напоминающие тюремные пижамы. Один старательно играл на своеобразном музыкальном инструменте — картонной коробке из-под молока с двумя приделанными к ней струнами; другой остервенело бил колотушкой по железному обручу, а третий…
О третьем надо сказать особо: коренастый, плотный, с грушеобразной головой, он передвигался по арене мягкими кошачьими прыжками, время от времени останавливаясь и строя зрителям жуткие рожи. Его подвижное лицо попеременно выражало то ужас и гнев, то удивление и растерянность, а под конец застыло в гримасе хищной радости…
«Типичный кот-бегемот»,- подумал я. Схватив стоявший на краю площадки микрофон и обратившись лицом к почетной трибуне, он запел. Вначале я не мог разобрать ни слова — мешали свист, крики, но вот в сплошном музыкально-речевом потоке стали проясняться сперва отдельные слова, а затем и целые предложения. Я слушал, раскрыв рот от изумления, чувствуя, как наливаются краской мои уши и лицо.
— Что он поет? — спросил Райво.
— Он поет частушки,- ответил я,- хулиганские частушки.
— А про что?
— Ругает знатных людей города, которые сидят здесь.
— Крепко ругает?
— Так крепко, что даже передать не могу!
— Понятно,- резюмировал Райво,- Значит, будет заваруха.- И начал деловито готовить «к бою» две свои фотокамеры.
Тем временем «бегемот» вконец разошелся: он лихо развенчал «отцов города», указывая на них пальцем и называя поименно, не забыл помянуть и их жен, перечислив, под восторженные крики толпы, их мнимые и истинные достоинства и недостатки, — словом, старался вовсю.
В обычной ситуации подобные оскорбления были бы чреваты для смельчака тяжелейшими последствиями — огромным штрафом, тюрьмой, а то и смертью. Но в данном случае никто из оскорбляемых, по крайней мере, внешне, не выказал своего возмущения или злости, более того, некоторые даже пытались изобразить подобие улыбки. Я наклонился к месье Умару за разъяснениями.
— Это сумасшедший, дурачок, он не несет ответственности за то, что говорит и делает,- прошептал Умару. — Но его присутствие обязательно на всех крупных праздниках. Такова традиция.
Так вот оно что, местный юродивый! Мне вспомнилось все, что доводилось читать на эту тему, и суть происходящего стала ясна. То, что мы наблюдали, было отнюдь не акцией безрассудного хулигана или бунтаря, а своеобразным ритуалом социальной психотерапии.
В обществах, разделенных на классы и сословия, неизбежно возникали социальные конфликты, что противоречило сохранившимся у многих африканских народов религиозно-общинным нормам поведения, предписывавшим членам общины «существование в мире».
За внешней оболочкой благопристойности и единодушия нередко вскипали зависть, ненависть, внутригрупповая борьба, грозившие разрушить хрупкую структуру общинной организации. Вот тут-то и вступали в действие юродивые.
На больших праздниках, при стечении народа они начинали петь и говорить о том, о чем в данном обществе, по существующей традиции, открыто не говорили. С их помощью скрытые, тлеющие конфликты становились предметом обсуждения всего населения.
Зазнавшимся богачам и властолюбцам напоминали, что их высокое положение непрочно. Обиженные и угнетенные ненадолго чувствовали себя отомщенными — с наслаждением наблюдая, как под градом оскорблений и насмешек ежится высокомерная знать. Накопившиеся негативные эмоции прорывались наружу взрывами гомерического хохота, социальное напряжение несколько снижалось…
…Финальный вольт «бегемота» был поистине блистателен. Пропев последний куплет, он вдруг приспустил штаны и, развернувшись спиной к почтенной публике выставил свой оголенный зад. Народ ликовал! Казалось, от аплодисментов и воплей восторга обрушится небо.
Тайна колдунов Нигера масубори
Но вот отшумели аплодисменты, утихомирилась «народная» трибуна, вновь стали важными и неприступными «лучшие» люди города. А на площади появились четверо крепких полуобнаженных мужчин.
— Это масубори — колдуны и медиумы, с помощью которых духи предков «бори» общаются с людьми,- пояснил Умару.- Благодаря духам масубори могут без всякого ущерба для себя ходить по раскаленным углям, танцевать дни и ночи напролет, резать и колоть тело мечами.
— Резать и колоть мечами? — переспросил я.
— Ну да,- ответил месье Умару,- недаром их еще называют «танцующие на острие меча».
— Все ясно,- сказал Райво,- пошли ближе.
Мы придвинулись к самому краю арены. Масубори тем временем, повинуясь командам своего старшего, начали неторопливый плавный танец, завораживающий монотонными повторениями одних и тех же движений.
Вскоре ритм тамтамов резко возрос, движения танцоров стали резче, порывистее, в какой-то момент, синхронно оттолкнувшись от земли, они проделали серию из трех кульбитов и замерли как вкопанные.
— Духи вошли в них, прошептал месье Умару. В руках у масубори появились кинжалы. Размахивая ими, подбрасывая и ловя на лету масубори возобновили танец; воткнув кинжалы рядком в землю, острием вверх, они ловко перескакивали через них; но вот снова остановились, замерли.
Вновь изменился ритм — удары тамтамов стали тяжелее, медленнее. Ухватив левой рукой по палке, масубори стали наносить по ним сильные удары кинжалами, очевидно демонстрируя их остроту,- во все стороны полетели щепки. Сомнений не было: действительно, кинжалы хорошо наточены. Двое колдунов высунули языки и с силой провели по ним сверкающим лезвием.
Поймав колдунов в прицел фотокамеры, я нажал на спуск. Увы! Аппарат не работал, а снимать было что: масубори закружились в вихревом танце, полосуя шею, грудь, живот широкими, опоясывающими ударами. Сидевшая неподалеку женщина вскрикнула и закрыла лицо руками.
Вскоре техника ударов изменилась — под резкие выкрики и свистки старшего масубори стали наносить себе колющие удары — иллюзия проникновения блестящих клинков в тело была полной. Я непроизвольно зажмурился, ожидая увидеть брызжущие потоки крови, но их не было.
Вокруг возбужденно шумели зрители, взмокший от напряжения Райво, подобно ковбою из вестерна, с обеих рук «палил» из своих длиннофокусных камер. Впоследствии, тщательно изучив все фотографии, мы, к сожалению, не нашли ни одной, фиксирующей момент «вонзания» острия кинжала в тело масубори. А внимательно осмотрев колдунов после праздника, я не обнаружил на их теле ни единой царапины.
— Как они это делают? — спросил я в гостинице месье Умару.
— Человек, обладающий сильным духом, может все, усмехнулся он. И как это ни парадоксально, я с ним согласился.
Разумеется, я не разделял воззрений месье Умару насчет «духов», но, с другой стороны, мы и сами знаем, что люди, наделенные сильным духом, действительно могут достичь много такого, что недоступно другим. Что же касается манипуляций с кинжалами, то выведать их тайну у масубори я не сумел.
Оно и не удивительно какой профессионал откроет первому встречному секрет своего ремесла? Впрочем, может быть, это не такая уж и тайна и кто-нибудь из читателей travelgide.ru знает разгадку…
RU 
EN 